22. М. Фуко: От всеобщей грамматики к филологической науке (для филологов)

Мишель Фуко (1926-1984) - французский философ, один из основателей такого направления в философии как структурализм. Книга Фуко “Слова и вещи” была опубликована в 1966 году. В этой работе Фуко вводит понятие эпистемы. Эпистема - это определенная система понятий и принципов построения знания, возникающая в конкретный исторический момент времени и связанная с формами власти и организации общественной жизни, существующими в эту эпоху. В данной работе Фуко сосредоточивается на том, как возрожденческая эпистема сменяется классической, а затем современной.

В чем суть языка в классическую эпоху и в чем его отличие от всех остальных знаковых систем?

Язык в классическую эпоху получил задачу и возможность “представлять мысль”. В классическую эпоху все дано лишь через представление; никакой знак не возникает, никакое слово не высказывается, никакое слово или никакое предложение не имеет содержания без игры представления, которое отстраняется от себя самого, раздваивается и отражается в другом, эквивалентном ему представлении.

Язык отличается от других знаков. Язык анализирует представление согласно строго последовательному порядку: звуки могут артикулироваться лишь поодиночке, а язык не может представлять мысль сразу в ее целостности; необходимо, чтобы он ее расположил часть за частью в линейном порядке. Но этот порядок чужд представлению. Cконцентрированные представления нужно развернуть в предложениях.

Критическое измерение языка в классическую эпоху

Критическое измерение языка в рефлексивном плане предстает как критика слов: критикуется: невозможность построить науку или философию с имеющимся словарем; обнаружение общих терминов, смешивающих то, что является различным в представлении, и абстрактных терминов, разделяющих то, что должно оставаться единым; необходимость создания сокровищницы полностью аналитического языка.

В грамматическом плане критика предстает как анализ значений синтаксиса при выражении представлений, порядка слов, конструкции фраз: является ли язык более совершенным, когда он обладает склонениями или же системой предлогов? Какой порядок слов - свободный или строго определенный - является предпочтительным? Какой строй времен лучше выражает отношения последовательности?

Критика развертывается также в исследовании форм риторики: в анализе фигур, то есть типов речи с экспрессивным значением каждого из них, в анализе тропов, то есть различных отношений, которые слова могут поддерживать с одним и тем же содержанием представления.

Наконец, перед лицом существующего и уже выраженного в письме языка критика ставит своей задачей определить отношение языка к тому, что он представляет.

Что такое дискурсия, Универсальная дискурсия и Универсальный язык в классической эпистеме?

Начиная с классической эпохи язык разворачивается внутри представления. Отныне исходный Текст стушевывается, а вместе с ним исчезает и все богатство слов, немое бытие которых было начертано на вещах; остается только представление, развертываясь в словесных знаках, являющихся его проявлением, и становясь благодаря этому дискурсией.

Дискурсия - представление, развернутое в словесных знаках, являющихся его представлением.

В классическую эпоху языка дискурсия становится объектом изучения всеобщей грамматики, и в этой связи понимается как последовательность словесных знаков.

Всеобщая грамматика - это изучение словесного порядка в его отношении к одновременности, которую она должна представлять. Грамматика, как рефлексия о языке вообще, обнаруживает отношение языка к универсальности. Это отношение может принимать две формы соответственно тому, что принимается во внимание - возможность Универсального языка или же Универсальной дискурсии.

Речь идет о таком языке, который был бы способен дать каждому представлению и каждому элементу каждого представления знак, посредством которого они могут быть обозначены однозначным образом; этот язык был бы также способен указать способ сочетания элементов в представлении и их взаимную связь; обладая инструментами, позволяющими указать все возможные отношения между частями представления, он мог бы благодаря этому охватить все возможные порядки. Являясь одновременно Характеристикой и Комбинаторикой, универсальный язык не реставрирует старый порядок: он изобретает знаки, синтаксис, грамматику, где весь мыслимый порядок должен найти свое место.

Универсальность языка развертывает все возможные порядки в одновременности одной основной таблицы. Универсальность дискурсии воссоздает неповторимый и значимый генезис каждого из всех возможных познаний в их сцеплении. Однако их общая возможность коренятся в приписываемой классической эпохой языку способности: давать знаки, адекватные всем представлениям, какими бы они ни были, и устанавливать между ними все возможные связи.

Как связаны язык и познание, язык и наука в рамках классической эпистемы?

В представлении познание и язык находят один и тот же источник и принцип функционирования; они опираются друг на друга, дополняют и критикуют друг друга. Знать и говорить означает анализировать одновременность представления, различать его элементы, устанавливать составляющие его отношения, возможные последовательности, согласно которым их можно развивать: ум познает и говорит в том же самом своем движении.

Во времена классической эпистемы языки связаны с наукой как не разработанные науки. Всеобщая грамматика соотносит радикальную возможность говорить с упорядоченностью представления. При этом любой язык нуждается в переделке: то есть в объяснении и обсуждении, исходя из того аналитического порядка, которому ни один из них не следует в точности; он также нуждается в упорядочивании, чтобы последовательность знаний могла обнаружиться с полной ясностью, без темных мест и пропусков

В чем особенность связи языка с параметром времени в возрожденческой, классической и современной эпистеме?

Поскольку язык стал анализом и порядком, он завязывает со временем до сих неизвестные отношения. XVI век предполагал, что языки в ходе истории следовали друг за другом и один из них мог при этом порождать другой. Наиболее древние были основными языками. Из всех языков самым архаическим считался древееврейский язык, породивший древнесирийский и арабский; затем пришел греческий, от которого произошли как коптский, так и египетский; с латинским в родстве были итальянский, испанский и французский; наконец, из “тевтонского” произошли немецкий, английский и фламандский. Начиная с XVII века отношение языка ко времени изменяется: теперь уже время не располагает языки один за другим во всемирной истории; отныне языки развертывают представления и слова согласно последовательности, закон которой они определяют сами. Каждый язык определяет свою специфичность посредством этого внутреннего порядка и места, которое он предназначает словам, а не посредством своего места в историческом ряду. Время для языка является его внутренним способом анализа, а не местом его рождения. Исторические ряды, которые существовали в ХVI веке, вновь возникнут в ХIХ, замещены типологиями - типологиями порядка.

Какой предстает история языка в концепции М. Фуко?

В концепции Фуко история языка делится на три периода:

• эпистема эпохи Возрождения
• классическая эпистема
• новая эпистема

Эпоха Возрождения останавливалась перед грубым фактом существования языка: в толще мира он был каким-то начертанием, смешанным с вещами или скрытым под ними; бытие языка предшествовало, как бы с немым упрямством, тому, что можно было прочитать в нем, и словам, которые он заставлял звучать.

Начиная с ХVII в. именно это целостное и странное существование языка оказывается устраненным. Можно было бы сказать, что классического языка не существует, но что он функционирует: все его существование выражается в его роли в выражении представлений. Язык не имеет больше ни иного места, кроме представления, ни иной ценности, как в нем: он существует в том пространстве, которое представление может приводить в порядок.

В третьем периоде язык состоит прежде всего из формальных элементов, сгруппированных в систему и навязывающих звукам, слогам и корням некий порядок, уже отличный от порядка представления. Одним из первых видимых следствий этого было в конце XVIII века появление фонетики, которая является уже не столько исследованием первичных значений выражения, сколько анализом звуков, их отношений и возможных взаимопреобразований.

В языках сопоставляется не то, что обозначают их слова, но то, что связывает их друг с другом; теперь они стремятся сообщаться друг с другом уже не через посредство всеобщей и безличной мысли, которую всем им приходится представлять, но непосредственно - благодаря тем тонким и с виду столь хрупким, но на самом деле столь постоянным и неустранимым механизмам, которые связывают слова друг с другом.

Элементы языка (имя, глагол, предложение), четырехугольник языка и раскрывающие их теории

Предложение

В языке предложение есть то же, что представление в мышлении: его форма одновременно самая общая и самая элементарная, поскольку как только ее расчленяют, то обнаруживают уже не дискурсию, а ее элементы в разрозненном виде. Ниже предложения находятся слова, но не в них язык предстает в завершенной форме.

Глагол

Глагол является необходимым условием всякой речи, и там, где его не существует, по крайней мере, скрытым образом, нельзя говорить о наличии языка. Все именные предложения характеризуются незримым присутствием глагола. Глагол нужно трактовать как смешанное бытие, одновременно слово среди слов, рассматриваемое согласно тем же правилам, а потом уже как нечто находящееся в стороне от них всех в области, которая является не областью речи, но областью, откуда говорят. Глагол находится на рубеже речи, на стыке того, что сказано, и того, что высказывается, то есть в точности там, где знаки начинают становиться языком. Следует выявить сразу же с полной ясностью то, что конституирует глагол: глагол утверждает, то есть он указывает, “что речь, где это слово употребляется, есть речь человека, который не только понимает имена, но который выносит о них суждение”.

Предложение - и речь - имеется тогда, когда между двумя вещами утверждается атрибутивная связь, когда говорят, что это есть то. Весь вид глагола сводится к одному, который означает быть.

Имя

Слово обозначает, то есть по своей природе оно есть имя. Имя собственное, так как оно указывает лишь на определенное представление - и ни на какое другое. Имя организует всю классическую дискурсию: говорить или писать означает не высказывать какие-то вещи или выражать себя, не играть с языком, а идти к суверенному акту именования, двигаться путями языка к тому месту, где вещи и слова связываются в их общей сути, что позволяет дать им имя. Но когда это имя уже высказано, весь язык, приведший к нему или ставший средством его достижения, поглощается этим именем и устраняется. Таким образом, в своей глубокой сущности классическая дискурсия всегда стремится к этому пределу, но существует, лишь отстраняя его. Имя - это предел дискурсии.

Четыре теории

Четыре теории - предложения, расчленения, обозначения и деривации - образуют как бы стороны четырехугольника. Они попарно противостоят и оказывают поддержку друг другу. Расчленение дает содержание чисто словесной, еще пустой, форме предложения; оно ее наполняет, но противостоит ей так, как именование, различающее вещи, противостоит атрибутивности, связывающей их снова. Теория обозначения представляет точку связи всех именных форм, которые расчленение разделяет; но она противостоит ему так, как мгновение, выраженное жестом, прямое обозначение противостоит разделению всеобщностей. Теория деривации раскрывает непрерывное движение слов начиная с их возникновения, но скольжение по поверхности представления противостоит единственной и устойчивой связи, соединяющей корень с представлением. Наконец, деривация возвращает к предложению, так как без него обозначение осталось бы замкнутым в себе и не могло бы обеспечить всеобщности, полагающей атрибутивное отношение. Тем не менее деривация образуется согласно пространственной фигуре, тогда как предложение развертывается согласно последовательному порядку.

Каким образом в рамках классической эпистемы сочетается всеобщая грамматика с анализом отдельных конкретных языков?

Всеобщая грамматика ни в коем случае не есть сравнительная грамматика: она не рассматривает сближения между языками в качестве своего объекта, она их не использует. Ее всеобщность состоит не в нахождении собственно грамматических законов, в качестве метода, которые были бы общими для всех лингвистических областей и выявляли бы структуру любого возможного языка; она всеобщей в той мере, в какой она способна выявить под правилами грамматики, но на уровне их основы, функцию дискурсии в анализе представлений. Поскольку она выявляет язык как представление, сочленяющееся с другим представлением, то она с полным правом является “всеобщей”: то, о чем она рассуждает,- это внутреннее раздвоение представления. Но поскольку это сочленение может создаваться многими различными способами, постольку будут иметься, как это ни парадоксально, различные всеобщие грамматики: всеобщая грамматика французского, английского, латинского, немецкого и т. Д. Всеобщая грамматика не стремится определить законы всех языков, она рассматривает поочередно каждый особый язык как способ сочленения мысли с самой собой. В любом отдельно взятом языке представление приписывает себе “характерные черты”.

Какие изменения происходят в теории языка в конце XVIII века?

Вплоть до начала XIX века слова исследовались на основе их связи с представлениями, как потенциальные элементы дискурсии, предписывающей всем им одинаковый способ бытия. В последней четверти XVIII века горизонтальное сравнение языков приобретает иную функцию: оно уже более не позволяет узнать, что именно каждый из них мог взять из древнейшей памяти человечества, какие следы от времен, предшествовавших вавилонскому смешению языков, отложились в звучании их слов; но оно дает возможность определить, какова мера их сходств, частота их подобий, степень их прозрачности друг для друга.

Сопоставление языков в конце XVIII века выявляет некоторое связующее звено между сочленением содержаний и значением корней: речь идет о флексиях. Сравнение различных форм глагола “быть” в санскрите, латыни или греческом обнаружило здесь некое постоянное отношение, обратное тому, которое обычно предполагалось: изменению подвергается именно корень, а флексии остаются сходными. Тем самым всеобщая грамматика начинает постепенно менять свои очертания: способ связи различных теоретических сегментов между собой становится иным, объединяющая их сетка обрисовывает уже несколько иные контуры.

Этот новый способ исследования вплоть до конца ХVIII века не выходил за пределы исследования языка в его связи с представлениями. Речь все еще идет о дискурсии. Однако уже тогда через посредство системы флексий выявилось измерение чистой грамматики: язык состоит прежде всего из формальных элементов, сгруппированных в систему и навязывающих звукам, слогам и корням некий порядок, уже отличный от порядка представления. Одним из первых видимых следствий этого было в конце XVIII века появление фонетики, которая является уже не столько исследованием первичных значений выражения, сколько анализом звуков, их отношений и возможных взаимопреобразований.

Каким образом можно понимать высказывание Мишеля Фуко о том, что в рамках современной эпистемы язык становится объектом?

Начиная с XIX века язык замыкается на самом себе, приобретает собственную плотность, развертывает собственную историю, собственные законы и объективность. Он стал объектом познания наряду с другими объектами - с живыми существами, с богатствами и стоимостью, с историей событий и людей. Пожалуй, в нем имеются некоторые специфические понятия, однако всякий анализ языка укоренен на том же самом уровне, что и любой другой анализ эмпирического познания. Те привилегии, которые позволяли некогда всеобщей грамматике быть одновременно также и логикой, пересекаясь с нею, оказались ныне отменными. Познать язык уже не означает теперь приблизиться к познанию как таковому; это означает лишь применить общие методы знания в особой предметной области.